Постоянные читатели

понедельник, 11 февраля 2019 г.

Экхарт Толле. «Сила момента сейчас»

Вплоть до моего тридцатилетия я жил в состоянии почти не покидавшего меня чувства беспокойства и тревоги, перемежавшегося периодами суицидальной депрессии. Сейчас это воспринимается мной, как если бы я говорил о своей прошлой или даже вообще не о своей жизни.

Однажды ранним утром вскоре после моего двадцатидевятилетия я проснулся с чувством жуткого, абсолютного страха. Со мной и раньше такое случалось: я, бывало, и прежде просыпался с подобным чувством, но на этот раз оно было таким сильным, как никогда. Ночная тишь, расплывчатые очертания мебели в темной комнате, далекий шум проходящего поезда – всё казалось каким-то чуждым, враждебным, и настолько лишенным смысла, что пробуждало во мне глубокое отвращение к миру. И самым отвратительным из всего этого был факт моего собственного существования. Какой был смысл продолжать свою жизнь с грузом такого страдания? Зачем надо вести эту непрерывную борьбу? Я чувствовал, что глубокое, страстное желание к избавлению от жизни, стремление к небытию, теперь становится гораздо сильнее, чем инстинктивное желание жить.

“Я больше не в силах жить сам с собой”.

Эта мысль настойчиво повторялась в моем рассудке. И вдруг совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль.
“Я один или нас двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда нас должно быть двое: «Я» и тот самый «сам», с которым я не могу больше жить. А что если только один из нас настоящий?” – подумал я.

Я был так потрясен этой странной догадкой, что мой разум как бы застыл. Я продолжал оставаться в полном сознании, однако при этом у меня не было ни одной даже крошечной мысли. Потом я почувствовал, будто втягиваюсь во что-то, похожее на энергетическую воронку. В начале движение было медленным, потом оно постепенно ускорилось. Меня охватил ужасный страх, и тело начало трясти. Я слышал слова “не сопротивляйся”, будто бы исходившие из моей груди. Я чувствовал, что меня засасывает в пустоту. Было такое ощущение, что эта пустота находится скорее внутри меня, чем снаружи. Внезапно страх исчез, и я ощутил себя в этой пустоте. Больше я ничего не помню. Я не помню, что было дальше…

Я проснулся от пения птицы за окном. Никогда раньше я не слышал такого звука. Мои глаза оставались закрытыми, но воображение рисовало образ драгоценного бриллианта. Да, конечно, если бриллиант может издавать такой звук, значит, он и должен быть таким. Я открыл глаза. Сквозь занавеси просачивался первый свет утренней зари. У меня по-прежнему не было никаких мыслей, и я чувствовал, я точно знал, что существует нечто такое, что мне еще надлежит познать, нечто бесконечно большее, чем мы себе представляем. Этим мягким свечением, струившимся сквозь занавеси, была сама любовь. На глаза навернулись слезы. Я встал и походил по комнате. Я узнал ее, однако теперь я понимал, что никогда прежде не видел эту комнату в истинном свете. Все было свежим и нетронутым, как если бы только появилось на свет. Я брал в руки вещи, карандаш, пустую бутылку, удивляясь их красоте и наполенности жизнью.
В тот день я бродил по городу совершенно пораженный чудом земной жизни, будто я сам только что народился на свет.

Следующие пять месяцев я прожил в состоянии глубокого покоя и непрерывного блаженства. Потом интенсивность этого состояния немного ослабла, или, может быть, просто мне так казалось, ибо это состояние стало для меня естественным. Я по-прежнему сохранял способность действовать в этом мире, хотя и понимал – что бы я ни сделал, это скорее всего ничего не прибавит к тому, что у меня уже есть.

Разумеется, я понимал, что со мной произошло что-то чрезвычайно важное, глубокое и значительное, но совершенно не представлял себе, что именно. Так продолжалось в течение еще нескольких лет, пока из духовных писаний и от духовных учителей я не узнал, что со мной случилось именно то, к чему все они стремились. Я догадывался, что сильнейший прессинг страдания, пережитого в ту ночь, должен был подтолкнуть мое сознание к отрыву от своего отождествления с несчастным и безмерно напуганным “я”, которое, в конечном итоге, является ни чем иным, как созданной разумом фикцией. Должно быть, этот отрыв был столь полным, что это ложное, страдающее “я” тотчас сжалось, как бывает, когда из надувной игрушки вытаскивают пробку. То, что теперь оставалось, было моей истинной, вечной сущностью Я есть, сознанием в чистом виде, каким оно и было до своего отождествления с формой. Позже, оставаясь в полном сознании, я научился входить в это внутреннее царство – без времени и смерти, – которое поначалу ощутил и воспринял как пустоту. Я пребывал в состоянии такого неописуемого блаженства и святости, что даже первоначальное ощущение, только что мною описанное, меркнет в сравнении с ним. Когда на физическом плане я ненадолго остался ни с чем, то у меня появилось время. У меня не было связей, работы, дома, никакой социально обусловленной индивидуальности. Почти два года я провел на скамейках парка, переживая состояние ослепительно яркой и глубокой радости.

Однако даже самые прекрасные ощущения приходили и уходили. Но, возможно, самым фундаментальным из всех оставшихся ощущений, было чувство покоя, которое с тех пор уже никогда меня не покидало. Порой оно бывает очень сильным, почти осязаемым, чем-то таким, что можно почувствовать. Временами такое, как будто где-то на заднем плане звучит далекая мелодия.

Спустя некоторое время ко мне мог кто-нибудь случайно подойти и сказать:

– Я тоже хочу то, что у тебя есть. Можешь ли ты дать мне это или показать, как к этому придти?

И я отвечал.

– Это у тебя уже есть. Просто ты пока не чувствуешь, потому что твой разум создает слишком много шума…

© Экхарт Толле. «Сила момента сейчас»


Комментариев нет:

Отправить комментарий