Епископ Олег (Ведмеденко)
Причастие. Буква и дух
Взяться за перо меня побудила беседа с одним из ревностных, однако далеких от духовного разумения, православных. Собственно, даже и не она. Этот разговор стал всего лишь поводом; причиной же – общее непонимание сути таинства святого Причастия не только рядовыми верующими, но, нередко, и самим духовенством.
В современном религиозном мире, равно как и в ветхозаветной церкви времен первого пришествия Христа, буква превалирует над духом, форма над содержанием, обряд над верой. И причина все та же: фарисейская закваска вошла в церковную жизнь, и не видят этого разве что сами фарисеи. Впрочем, вопрос новейшего фарисейства это тема отдельного освещения; теперь же – собственно о Причастии.
Ересь обрядоверия в номинальной церкви (преимущество обряда над верой) достигла того предела, когда не только верующие, но и отдельные пастыри не понимают духовного значения определенных священнодействий. Спросите у своего священника, что означает пострижение волос во время таинства святого крещения, – мало кто ответит. А невоцерковленные миряне, те и вообще иной раз смотрят на церковные обряды и ритуалы примерно так же, как мы созерцаем на камлания шамана: магия чистой воды. Что-то там ходят, что-то поют, что-то возглашают (хорошо, если на понятном языке), что-то кадят, кого-то помазывают ...
То же и во время литургии, и это в определенной степени касается не только невоцерковленных, но и верных. Мало кто, стоя на службе Божией, осознает, что здесь не просто припоминание жизни и подвига Спасителя нашего, не просто воспоминание о тайной вечере Иисуса Христа и Его учеников. Здесь – видимое представление именно нашей «бескровной жертвы»: умилостивляющей, духовной жертвы покаяния, самоотречения и смирения нашего. Что на малом входе, когда священник возглашает: «Благословен вход святых Твоих ...» – это и для нас призыв к святости, к открытию сердца пред небом в самоотречении и любви, к вхождению в «святая святых» собственной души. Что когда поем «Херувимскую», то это мы собой херувимов – ангелов ведения, вестников спасения – являть миру призваны. Что это нам надлежит открытым сердцем принять Царя всех, чтобы получить от Господа милость внутреннего мира, принести Ему жертву не только сокрушения духовного, но больше хвалы...
Мало кто понимает и то, что святое таинство Евхаристии (Причастия) является понятием прежде всего духовным. Многие видят в нем чисто буквальный аспект: исповедовался, отстоял литургию, причастился из святой Чаши – и все, уже и спасен... Конечно, гораздо легче, пусть и благоговейно, съесть «ложку Бога» два-три раза в год (не многие из огромной массы православных причащается чаще), чем стать добрее, открыть сердце свое пред Тем, Кто стучится...
Истинное причастие – это прежде всего причастие благодати Божией, благодати духовного разумения и духовного чувства, подаваемой верным через смирение Христово, раскрытое Иисусом на Тайной вечери. К сожалению, сегодня практически утраченным оказывается его духовно-символическое и буквально-мистическое значение. Вот скажите, что вы понимаете под Телом и Кровью Спасителя? Мясо (плоть) и кровь (лейкоциты, эритроциты, плазма)? Нечто подобное часто представляется внешним ревнителям буквы. Истинное же православие (собственно, православие, которое мы потеряли) понимало и понимает эти вещи прежде всего духовно.
Во-первых, как напоминание о Пути, явленном нам Иисусом Христом, пути духовного воскресения: просветления, духовного совершенствования, спасения.
Во-вторых, как символ теории и практики этого спасения – правильного понимания и практического исполнения Христовой заповеди смирения. Ибо если «пьем» – принимаем в свою кровь, в свою жизнь («жизнь тела – в крови» (см. Левит, 17 глава, 11 стих)) – новозаветное вино учения Господня: правильно понимаем и исповедуем его, – то оно становится кровью Христовой в нас. И когда духовно едим – принимаем в свою плоть, в свою деятельность – хлеб исполнения воли Божией: на деле смиряемся духом, душой и телом («Моя пища есть творить волю Пославшего Меня» (Евангелие от Иоанна, 4.34); «Возьмите на себя иго Мое и научитесь от Меня, ибо Я кроток и сердцем смирен, и найдете покой душам вашим» (От Матфея, 11.29); «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать... » (Послание апостола Иакова, 4.6)), – то хлеб сей становится плотью Христовою в нас.
И, наконец, третье понимание – как буквальное пресуществление Даров.
И важнее здесь именно первые два, третье же (буквальное причастие) – это лишь средство на пути, а не сам путь.
Доказать это не так уж и сложно. Если бы вообще не было буквального причастия, а было бы только духовное, то это нисколько не помешало бы нашему спасению (вспомним хотя бы святую Марию Египетскую, которая сорок семь лет причащалась в пустыне лишь причастием ангельским, духовным, а во время молитвы – на локоть возносилась над землей. Причастие же буквальное она приняла только перед смертью, из рук святого старца Зосимы). Но если бы не было духовного причастия благодати, подаваемой исключительно по вере смиренной, действующей любовью, то не спаслась бы ни одна душа!
Принятие в свое тело и кровь буквально-мистических Тела и Крови Христовых помогает нам в главном деле нашей жизни – просветлении души и духа, в уподоблении наших духовных тел (по Феофану Затворнику – «тонких оболочек души», «тонких, или эфирных тел») преображенному телу Господа Иисуса.
Пресуществление (переосуществление) Даров – это изменение идеи, духовной сущности освященного вещества. Здесь не «переоформление», а именно «переосуществление», изменение не формы, но сути. Вид же (облик, внешняя форма) остается тем же – это хлеб и вино как снаружи, так и по химическому составу, и по вкусовым качествам. Однако под видом хлеба и вина имеем уже продукт совсем иного содержания, иной идеи, иного духовно-мистического наполнения – Тело и Кровь Христовы.
Какова была сущность принесенного (проскомидийного) хлеба и вина до их освящения? Физическая, то есть насыщение, построение тела. Какой стала после таинства святой евхаристии (анафоры) – вознесения и благодарения? Духовная: насыщение, построение, просветление души.
Посему вопрос заключается не в том, пресуществляются ли дары (конечно же, пресуществляются; пресуществление – это предельный уровень освящения), и не в том, истинно ли они есть Тело и Кровь Господни (конечно же, истинно, только не физические мясо и кровь, а мистические Тело и Кровь – потому и мистические, «тайные», что никто физическими глазами этого не видит, только духовными). Вопрос в том, что есть путь, а что средство спасения.
Сегодня имеем все перевернутым с ног на голову: на первое место в церкви ставится причастие буквальное, на второе – духовное. На первое – средства (обряды, церемонии, священнодействия), а на второе – путь (покаяние, самоотречение, смирение). Если бы так благоговейно, как относимся к святой Чаше, мы относились к явленному Спасителем Пути, то давно бы уже увидели «Царствие Божие, пришедшее в силе». А пока для нас сии слова Господни: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?..» (Евангелие от Луки, 18.8)
Православие это не традиция. Православие – это характерная духовная практика, имеющая свои традиции. Традиции и обряды православной церкви это опять же лишь форма, а не содержание. Они как солонка для соли. Важна не солонка, важна соль, в ней хранящаяся; солонка может меняться, а вот «если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям... » (От Матфея, 5.13). «Не следует привязываться к старым формам: борьба за формы бесплодна, смешна... Форма как внешность всегда случайность, а случайность проходит, одна только Истина пребывает вовек...» – учит святитель Игнатий Брянчанинов.
Тот самый брат, разговор с которым стал поводом для написания данной статьи, помнится, все стоял на своем: «Согласно православной вере святое таинство Евхаристии не может служиться, если отсутствует антиминс – кусок полотна с подписью канонически рукоположенного епископа, преемника апостолов, который сам пребывает в евхаристическом единстве со всеми прочими православными епископами...» «Когда священник призывает Святого Духа обратить святые Дары в истинные Тело и Кровь Христовы, а законного антиминса на престоле нет – не рискует ли этот священник быть виновным против Тела и Крови?..» «А всегда ли святые Дары пресуществляются после того, как будет произнесено: “Претворив Духом Твоим Святым, аминь, аминь, аминь?” Или вообще не нужны эти слова эпиклeзы (призывания. – Авт.)? И алтарь не нужен, и антиминс ничего не значит?..»
Я ответил тогда, отвечаю и сейчас всем озабоченным адептам формы: что касаемо антиминса, то спасает не «кусок полотна с подписью канонически рукоположенного архиерея», спасает благодать Божия, которая по вере смиренной дается. Где смирение – там и благодать. А о «бабьих баснях» суеверия и обрядоверия предупреждал еще апостол Павел: «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое...» (Второе послание к Тимофею, 4.3-5) Вот так и исполняю... «Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии (в духовном совершенствовании. – Авт.). Ибо телесное упражнение (внешнее, форма. – Авт.) мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. Слово сие верно и всякого принятия достойно» (Первое к Тимофею, 4.7-9).
Что же касается того, всегда ли пресуществляются святые Дары, то нет, не всегда, а только по вере. По вере или священника, или даже мирян, собравшихся в храме (вспомните хотя бы хрестоматийный случай, когда хлеб и вино пресуществились в Тело и Кровь Христовы по вере отрока – даже не священника, – несшего их в храм на проскомидию). По учению старца Никодима Святогорца («Невидимая брань») молитва уст (в т.ч. и священника) – это вообще не молитва. Молитва разума (когда думаешь о том, о чем молишься) – это «полумолитва». Настоящей же является лишь молитва сердца. По Феофану Затворнику это «когда сердце согрелось, и тепло к Богу взывает».
И без алтаря апостолы, мужи апостольские и первые христиане спасались, и без антиминса. А в лагерях и в ссылке, во время репрессий и гонений, – какие там были «алтари»? Какие «антиминсы»? Однако священники-ЗК тайно служили литургии, и не уменьшалась благодать, но усиливалась.
Однажды блаженной памяти отец Александр Мень, не имея при себе епитрахили, поскольку случилось так, что исповедовал не в храме, а под открытым небом, когда исповедник спросил: «Как же вы, батюшка, меня исповедаете? У вас же и епитрахили-то нет?..», ответил: «Ну, если это для вас так важно...» и, покрыв голову исповедника собственным шарфом, прочитал разрешительную молитву. Так что, может благодать Божия сходит не на слезы покаяния, а исключительно на предмет облачения?..
И в заключение. Когда наблюдаешь сегодняшнюю «благоговейную суету» вокруг канонов, традиций и обрядов, то складывается такое впечатление, что Господь Иисус Христос умер на кресте не для того, чтобы явить нам Путь духовного воскресения – путь просветления, духовного совершенствования, путь внутренней свободы, – но чтобы научить нас крошить просфору... Однако истинное православие не в обрядах и традициях, не в догматах и канонах, но в смиренномудрии и в мистическом духе Восточной Церкви пребывает. И Господь пришел на землю не для того, чтобы установить какие-то новые обряды или таинства, не для того, чтобы научить нас неведомым церемониям и ритуалам, но чтобы явить нам путь спасения. Чтобы явить нам Отца, Который не в желудке, а в сердце.
И придет время, не будет уже не только ереси обрядоверия (веры в то, что обрядами и церемониями церковными можно спасти свою душу), но и самих обрядов, как духовных костылей, как средств для спасения немощных, не будет. А если и будут, то будут сведенными до минимума. Ибо все будут научены Духом Святым. Ибо поклонение Богу отрадно лишь в Духе и в истине. Так говорит Господь Бог, и слово Его истинно, и непреложно...
[Все статьи епископа Олега (Ведмеденко) на сайте Библейской школы: http://www.vedmedenko.org/statti_all.php ]
